опять двадцать пять
Не ограничилась одной записью.
Дальше пишу. Буду разбираться и вспоминать.
Собираю в одной записи всё, что вспомню.
Прихожу к выводу, что то, что мы называем дружбой, часто неоднозначно и сложно. Как любые отношения между людьми.
Иногда эти отношения тебе навязываются и от них не так легко избавиться. и ты тащишь эти отношения через всю жизнь.
Три Н.
Моя подруга. Нина. Николаевна. Нестерок.
В школе у неё было прозвище- "Мистер Питкин". (Помнит ли кто эту английскую комедию с главным героем то в тылу врага, то в больнице).
Мальчишкам очень нравилось так её называть, она злилась и вечно гонялась за ними, раздавая оплеухи направо и налево. Мальчишек это не останавливало. Длилось это всё школьное время. В десятом классе посредине урока или в тишине контрольной можно было услышать хлопок папкой по башке впереди сидящего мальчишки, тогда оба удалялись из класса.
В школе у меня были другие подруги. Ни Нина меня, ни я её никоим образом не привлекали. Мнение моё о ней было не лучшим. Для меня в ней было много странного и мне непонятного.
Появилась у нас в четвёртом классе,(сама она училась в пятом, была на год старше) деловая такая, уверенная, смелая с пионерским галстуком на шее, стала нашей вожатой.
Ребёнком я была послушным и трусливым, осторожным и неуверенным, к старшим и вышестоящим относилась с уважением и робостью. Год разницы в детстве значит очень много. Нина, кроме того, была ещё очень крупной. Казалась старше своих лет.
Каково же было моё удивление, когда, после летних каникул, придя в свой, теперь уже пятый класс, увидела за одной из парт новенькую- нашу бывшую вожатую.
Мне очень трудно было осознать, как это она, побывав в верхах, весь год прокомандовав нами, малышнёй, снизошла до нас, своих подчинённых, стала ровней. Была недосягаема и так опустилась.
Не могла после этого испытывать к ней ни уважения, ни трепета. Она же вела себя как ни в чём не бывало. Была такой же уверенной, такой же громкой командиркой. Продолжала и дальше свою общественную деятельность, была в постоянных контрах с мальчишками.
Училась она очень слабо. Меня и сейчас это удивляет. Читала больше всех в нашем классе. Дома была огромная библиотека, собранная родителями. ПисАла же Нина неграмотно, письмо её состояло только из ошибок. Из-за русского осталась на второй год. По всем предметам была слабой. Выручала её только общественная деятельность. Сначала председатель совета отряда, потом-комсорг школы. Единственная из школы побывала в Артеке. Для нас это был сюрприз. Мы узнали об этом пост фактум. Когда, после очередных летних каникул, она весело распевала новые, очень интересные пионерские песни, нам незнакомые, показывала свою переписку с разными заграницами. Всё было шито-крыто. Ларчик же открывался просто, мама была секретарём в профсоюзе треста, школа была подшевной и Нине таким образом досталась путёвка в Артек. Ей и позже много чего оттуда доставалось задаром. Маму на этом посту заменил потом её брат и они оба много путешествовали на профсоюзные путёвки.
Подругой моей быть она никак не могла.
Были мы разного поля ягодками.
Отец у Нины умер рано. Воевал и умер от рака, когда Нина ещё не ходила в школу.
Мама,Татьяна Ивановна, была похожа на комиссара. Видела даже её фотографию в кожаной куртке. Короткая стрижка, рано поседевгая и папироса в зубах. Как я уже сказала, работала секретарём в большом строительном тресте. После смерти мужа замуж не выходила. Мужчин презирала. Властная, вечно критикующая, особенно свою дочь, её друзей, требующая от своих детей невозможного. Позволяя себе маленькие слабости, не терпела этого от своих детей. Сын, брат Нины, всё таки, хоть поздно, но влюбился и нашёл в себе силы пойти против воли матери и ушёл. Родил двоих детей, но счастлив так и не был.
Если от матери он ушёл сам, то из семьи был просто выгнан женой.
Нина же осталась с матерью до конца, так и не выйдя замуж. Осталась старой девой.
Татьяна Ивановна умерла от рака лёгких, Нина ухаживала за ней.
Утром убегала на работу, придя с работы находила мать мокрой, обкаканной и злой. Памперсов не было. Была бесконечная стирка и запах. До конца была в сознании и выговаривала дочери, что она плохо за ней ухаживает. Я видела, как Нина выла и билась головой о стену.
Хорошо помню день смерти Татьяны Ивановны. 4 сентября рано утром раздался звонок. Нина зашла в комнату к матери, было необычайно тихо и она не решилась к ней подойти. Позвонила нам.
После школы поступала на вечернее отделение строительного института и пошла работать на стройку. Штукатуром-маляром. Учиться не смогла и работать на стройке тоже.
Спасло, что училась музыке. Была пристроена в садик музыкальным работником, где и проработала до пенсии. Подругой же она стала случайно, волею судьбы, а не по моей воле.
Я уже закончила институт, работала, у меня был годовалый сын и нам с мужем дали комнату в коммуналке. Это было в конце зимы 1974 года.
После работы иду я по улице с ведром извёстки и щёткой, чтобы побелить мой первый дом. Встречаю по дороге Нину, она тоже уже отработала и напросилась со мной. Мне было не жалко ,вдвоём всё веселее. Я белила, а Нина меня развлекала. С тех пор не проходило и дня, чтобы Нина не заглядывала к нам. Она шла нашей дорогой, участвовала во всём. Отделаться от неё было невозможно. Когда моя мама нас навещала, она высказывала много опасений по поводу того, что нельзя привечать незамужнюю женщину, особенно подругу. Если я и задумывалась по этому поводу, то ненадолго. Нина была старой девой, ей и осталась. Поссориться с ней было невозможно. Она не сердилась ни на что. Ничего не требовала. Просто хотела быть у нас каждый день. Жила с мамой, после смерти мамы поменяла свою трёхкомнатную квартиру на двухкомнатную в новом доме, улучшенной планировки. Так и живёт в ней до сих пор.
Работая в садике, детей не переносила, они просто её раздражали. Только не мои дети. Моим детям позволялось всё. Сколько было поцарапано и поломано. Они умудрялись даже кататься на створках её трюмо, оборвав, конечно же, все шарниры. В наших походах на Громатуху Инга бессовестно пользовалась Нинкиными закорками, ныла, что устала идти, никто не обращал на нытьё внимания, только Нина садила её на плечи и тащила её и туда и обратно. Нигде больше не вели себя мои дети так безобразно, как у моей подруги. Не помогало ничего. Ни психопрофилактика перед посещением, ни угрозы и ни ругачка потом. Дети продолжали безобразничать. Библиотека Нины принадлежала тоже им. Они могли иметь всё, что желали, хотя книги давались кому либо читать с трудом. И сейчас мои дети говорят, что тётка Нина была для них настоящей тёткой, в отличии от моей сестры, которую они никак не воспринимают.
Наше решение уехать в Германию мы скрывали от всех, избегая лишних разговоров и лишних препятствий. Но Нине мы об этом сказали. Она не поверила. Просто не поверила. Выслушала, промолчала и на том разговор закончился. Никаких вопросов, ахов-охов, никакой реакции. Но я чувствую, не верит.
Понятно, решить-одно, а уехать - другое.
Но мы то знали, что делали. Ждали недолго. Всего полтора года длилось ожидание.
Мы оставили Нине много добра. Отрезы ткани, новые комплекты постельного, ковровые дорожки, ковёр, посуду.
Нина нас провожала.
С тех пор мы не виделись.
Я звонила ежемесячно, писАла письма, посылала посылки. На нас свалилось много одежды, мы покупали продукты, поначалу это было важно. Нина холодно благодарила, когда я в очередной раз звонила. Рассказывала, что продала вещи, которые ей не подошли и сделала на эти деньги зубы.
У меня такое чувство, что Нина считает меня предательницей. Я предала её, бросила. Приручила и уехала. Дала ей почувствовать, что у неё есть семья, а сама оставила её. Нет мне прощения.
Как-то не смогла ей дозвониться. Позвонила её брату. Он мне рассказал, что Нина на облучении в онкодиспансере, далеко от дома. Дал мне её мобильный номер и мы поговорили несколько раз, пока она находилась в диспансере. Но это тоже уже несколько лет назад. Я пару раз связывалась с ней по скайпу через общих знакомых. Мы увидели друг друга. У неё нет компьютера и она не собиралась его заводить, считает, что не сможет научиться им пользоваться. Она мне ни разу за двадцать лет ни звонила, ни писала, наша связь после отъезда только моя инициатива, которая теперь тоже закончилась.
Может это моё чувство, что я её предала?
читать дальше
читать дальшечитать дальше
первая запись
читать дальше
Дальше пишу. Буду разбираться и вспоминать.
Собираю в одной записи всё, что вспомню.
Прихожу к выводу, что то, что мы называем дружбой, часто неоднозначно и сложно. Как любые отношения между людьми.
Иногда эти отношения тебе навязываются и от них не так легко избавиться. и ты тащишь эти отношения через всю жизнь.
Три Н.
Моя подруга. Нина. Николаевна. Нестерок.
В школе у неё было прозвище- "Мистер Питкин". (Помнит ли кто эту английскую комедию с главным героем то в тылу врага, то в больнице).
Мальчишкам очень нравилось так её называть, она злилась и вечно гонялась за ними, раздавая оплеухи направо и налево. Мальчишек это не останавливало. Длилось это всё школьное время. В десятом классе посредине урока или в тишине контрольной можно было услышать хлопок папкой по башке впереди сидящего мальчишки, тогда оба удалялись из класса.
В школе у меня были другие подруги. Ни Нина меня, ни я её никоим образом не привлекали. Мнение моё о ней было не лучшим. Для меня в ней было много странного и мне непонятного.
Появилась у нас в четвёртом классе,(сама она училась в пятом, была на год старше) деловая такая, уверенная, смелая с пионерским галстуком на шее, стала нашей вожатой.
Ребёнком я была послушным и трусливым, осторожным и неуверенным, к старшим и вышестоящим относилась с уважением и робостью. Год разницы в детстве значит очень много. Нина, кроме того, была ещё очень крупной. Казалась старше своих лет.
Каково же было моё удивление, когда, после летних каникул, придя в свой, теперь уже пятый класс, увидела за одной из парт новенькую- нашу бывшую вожатую.
Мне очень трудно было осознать, как это она, побывав в верхах, весь год прокомандовав нами, малышнёй, снизошла до нас, своих подчинённых, стала ровней. Была недосягаема и так опустилась.
Не могла после этого испытывать к ней ни уважения, ни трепета. Она же вела себя как ни в чём не бывало. Была такой же уверенной, такой же громкой командиркой. Продолжала и дальше свою общественную деятельность, была в постоянных контрах с мальчишками.
Училась она очень слабо. Меня и сейчас это удивляет. Читала больше всех в нашем классе. Дома была огромная библиотека, собранная родителями. ПисАла же Нина неграмотно, письмо её состояло только из ошибок. Из-за русского осталась на второй год. По всем предметам была слабой. Выручала её только общественная деятельность. Сначала председатель совета отряда, потом-комсорг школы. Единственная из школы побывала в Артеке. Для нас это был сюрприз. Мы узнали об этом пост фактум. Когда, после очередных летних каникул, она весело распевала новые, очень интересные пионерские песни, нам незнакомые, показывала свою переписку с разными заграницами. Всё было шито-крыто. Ларчик же открывался просто, мама была секретарём в профсоюзе треста, школа была подшевной и Нине таким образом досталась путёвка в Артек. Ей и позже много чего оттуда доставалось задаром. Маму на этом посту заменил потом её брат и они оба много путешествовали на профсоюзные путёвки.
Подругой моей быть она никак не могла.
Были мы разного поля ягодками.
Отец у Нины умер рано. Воевал и умер от рака, когда Нина ещё не ходила в школу.
Мама,Татьяна Ивановна, была похожа на комиссара. Видела даже её фотографию в кожаной куртке. Короткая стрижка, рано поседевгая и папироса в зубах. Как я уже сказала, работала секретарём в большом строительном тресте. После смерти мужа замуж не выходила. Мужчин презирала. Властная, вечно критикующая, особенно свою дочь, её друзей, требующая от своих детей невозможного. Позволяя себе маленькие слабости, не терпела этого от своих детей. Сын, брат Нины, всё таки, хоть поздно, но влюбился и нашёл в себе силы пойти против воли матери и ушёл. Родил двоих детей, но счастлив так и не был.
Если от матери он ушёл сам, то из семьи был просто выгнан женой.
Нина же осталась с матерью до конца, так и не выйдя замуж. Осталась старой девой.
Татьяна Ивановна умерла от рака лёгких, Нина ухаживала за ней.
Утром убегала на работу, придя с работы находила мать мокрой, обкаканной и злой. Памперсов не было. Была бесконечная стирка и запах. До конца была в сознании и выговаривала дочери, что она плохо за ней ухаживает. Я видела, как Нина выла и билась головой о стену.
Хорошо помню день смерти Татьяны Ивановны. 4 сентября рано утром раздался звонок. Нина зашла в комнату к матери, было необычайно тихо и она не решилась к ней подойти. Позвонила нам.
После школы поступала на вечернее отделение строительного института и пошла работать на стройку. Штукатуром-маляром. Учиться не смогла и работать на стройке тоже.
Спасло, что училась музыке. Была пристроена в садик музыкальным работником, где и проработала до пенсии. Подругой же она стала случайно, волею судьбы, а не по моей воле.
Я уже закончила институт, работала, у меня был годовалый сын и нам с мужем дали комнату в коммуналке. Это было в конце зимы 1974 года.
После работы иду я по улице с ведром извёстки и щёткой, чтобы побелить мой первый дом. Встречаю по дороге Нину, она тоже уже отработала и напросилась со мной. Мне было не жалко ,вдвоём всё веселее. Я белила, а Нина меня развлекала. С тех пор не проходило и дня, чтобы Нина не заглядывала к нам. Она шла нашей дорогой, участвовала во всём. Отделаться от неё было невозможно. Когда моя мама нас навещала, она высказывала много опасений по поводу того, что нельзя привечать незамужнюю женщину, особенно подругу. Если я и задумывалась по этому поводу, то ненадолго. Нина была старой девой, ей и осталась. Поссориться с ней было невозможно. Она не сердилась ни на что. Ничего не требовала. Просто хотела быть у нас каждый день. Жила с мамой, после смерти мамы поменяла свою трёхкомнатную квартиру на двухкомнатную в новом доме, улучшенной планировки. Так и живёт в ней до сих пор.
Работая в садике, детей не переносила, они просто её раздражали. Только не мои дети. Моим детям позволялось всё. Сколько было поцарапано и поломано. Они умудрялись даже кататься на створках её трюмо, оборвав, конечно же, все шарниры. В наших походах на Громатуху Инга бессовестно пользовалась Нинкиными закорками, ныла, что устала идти, никто не обращал на нытьё внимания, только Нина садила её на плечи и тащила её и туда и обратно. Нигде больше не вели себя мои дети так безобразно, как у моей подруги. Не помогало ничего. Ни психопрофилактика перед посещением, ни угрозы и ни ругачка потом. Дети продолжали безобразничать. Библиотека Нины принадлежала тоже им. Они могли иметь всё, что желали, хотя книги давались кому либо читать с трудом. И сейчас мои дети говорят, что тётка Нина была для них настоящей тёткой, в отличии от моей сестры, которую они никак не воспринимают.
Наше решение уехать в Германию мы скрывали от всех, избегая лишних разговоров и лишних препятствий. Но Нине мы об этом сказали. Она не поверила. Просто не поверила. Выслушала, промолчала и на том разговор закончился. Никаких вопросов, ахов-охов, никакой реакции. Но я чувствую, не верит.
Понятно, решить-одно, а уехать - другое.
Но мы то знали, что делали. Ждали недолго. Всего полтора года длилось ожидание.
Мы оставили Нине много добра. Отрезы ткани, новые комплекты постельного, ковровые дорожки, ковёр, посуду.
Нина нас провожала.
С тех пор мы не виделись.
Я звонила ежемесячно, писАла письма, посылала посылки. На нас свалилось много одежды, мы покупали продукты, поначалу это было важно. Нина холодно благодарила, когда я в очередной раз звонила. Рассказывала, что продала вещи, которые ей не подошли и сделала на эти деньги зубы.
У меня такое чувство, что Нина считает меня предательницей. Я предала её, бросила. Приручила и уехала. Дала ей почувствовать, что у неё есть семья, а сама оставила её. Нет мне прощения.
Как-то не смогла ей дозвониться. Позвонила её брату. Он мне рассказал, что Нина на облучении в онкодиспансере, далеко от дома. Дал мне её мобильный номер и мы поговорили несколько раз, пока она находилась в диспансере. Но это тоже уже несколько лет назад. Я пару раз связывалась с ней по скайпу через общих знакомых. Мы увидели друг друга. У неё нет компьютера и она не собиралась его заводить, считает, что не сможет научиться им пользоваться. Она мне ни разу за двадцать лет ни звонила, ни писала, наша связь после отъезда только моя инициатива, которая теперь тоже закончилась.
Может это моё чувство, что я её предала?
читать дальше
читать дальшечитать дальше
первая запись
читать дальше
Verklig, пиши еще, получается как некий речитатив - мантра, сочетание слов и повествования - прочитал и жизнь становится ярче
Комментирую не всегда.
Отправлено из приложения Diary.ru для Android
не обязательно
ведь комментируешь, когда нужно сказать, когда не можешь молчать, а это редкая потребность, у меня тоже
Отправлено из приложения Diary.ru для Android
И мне очень нравится читать твои воспоминания. Ты хорошо пишешь, а всё описанное так живо представляется, словно документальная кинолента крутится.
У меня бабушка с дедушкой с Урала, рассказывали про бытовые моменты жизни в 60-70-е годы не так много, их сын (мой папа) помнит свое детство как хорошее и счастливое время, и многое рассказывает уже про перестройку в Москве, и ваши воспоминания помогают мне более реалистично представить картины реальной жизни.
Вы знаете, моя первая мысль про Нину - может быть у неё какой-то маленькое отклонение было, в смысле дисграфия или что-то такое, что не давало ей возможности получать хорошие оценки?
Когда моя мама нас навещала, она высказывала много опасений по поводу того, что нельзя привечать незамужнюю женщину, особенно подругу.
так больно это читать. почему? потому что у вас муж? потому что у вас семья?
раньше же никто не занимался никакими отклонениями, а если немножко неполноценен вообще оставался дома
нельзя привечать незамужнюю женщину, особенно подругу.
увести мужа может, соблазнить, так рассуждали, много примеров жизненных наготове у мамы было
я, кстати, про свою маму подумала, она же меня одна растила, наверное, и про неё кто-то так думал - не надо с ней дружить, уведёт.